Минут пять под спокойную музыку журчащей воды воин смотрел себе в глаза. Зеркало отражало мрачное лицо, заросшее щетиной, с матовым блеском темных глаз, из которых еще не улетучилась минутная внутренняя ярость. На глаза ему падали собственные мокрые волосы, теперь уже не казавшиеся призрачными - темные, с редкими и тонкими седыми прядями. Около трех минут воину понадобилось, чтобы смыть с себя грязь и усталость, и теперь он словно искал ответ на то, что с ним творится, в собственном взгляде.
Наконец он оторвал глаза от зеркала и потянулся к своей одежде, лежащей на маленькой тумбочке. Неторопливо Акнаар отстегнул один из ножей и вернулся в прежнее положение. Приятная тяжесть рукояти оружия в руке действовала успокаивающе.
Из головы у него не выходила эта странная ситуация с Альтой. Они слишком разные с ней. Возможно ему не стоило быть слишком резким с ней, хотя сам лично воин не очень понимал, что ей не понравилось. В конце-концов в любых взаимоотношениях следовало уважать интерес второго. И этим вторым был он, Акнаар. Воин покачал головой. Ее живая непосредственность иногда воздействовала ему на нервы... Вдруг он мысленно одернул себя. Он думал так, словно они с ней уже представляли нечто целое... давно. Бред. Возможно, у него просто слишком давно никого не было.
Вдруг снова злоба окрасила белым матовым цветом его глаза, и его зубы со скрипом сжались. Ни одно существо не смеет ставить под вопрос его силу. Своей силой и правом на свободу он никому не обязан. Даже его родной Дом никогда не указывал ему, каким быть - всех интересовала лишь его эффективность как ментора-асассина и Стратига. Так было и будет всегда.
Так же быстро, как он впал в ярость, воин успокоился. Решено. Конечно, он теперь связан с ней, и у них отныне один путь... Даже если она еще не знает этого. Но он не потерпит даже подспудного диктования ему какого-либо образа действий. Таким образом восстановив внутренний баланс, воин поднес лезвие ножа к лицу и начал процесс бритья.
...Через пару минут он уже стоял одетый перед зеркалом. Вокруг рта он оставил небольшие усы и бородку, поскольку щетина уже позволяла сделать нечто подобное. Часть волос он собрал на затылке в хвост, оставив боковые пряди болтаться по плечам, как предполагали традиции Дома. Наконец он заключил, что маскировка худо-бедно на первое время сойдет - татуировку воин не удалил бы даже при наличии возможности - и открыв дверь, прошел из ванной в комнату.